Зачем выпячивать свою вагину?

- Меня зовут Анна Кузнецова, мне двадцать восемь лет, я занимаюсь организацией избирательных кампаний для оппозиционных политиков. У меня есть дочка Зоя, ей три с половиной года.

 

Когда мы готовили это мероприятие и закинули в дружественную группу либералов анонс, там был в подводке феминитив, и все начали упражняться в остроумии на этот счёт. И в ходе обсуждения одна девушка написала: «Не понимаю, для чего нужно феминитивы, зачем выпячивать свою вагину, например, выходя на сцену». Так вот, я хочу поговорить о том, для чего выпячивать свою вагину. Моя вагина имеет прямое отношение к тому, что я говорю. Моя вагина имеет прямое отношение к тому, что я нахожусь здесь. Моя вагина имеет прямое отношение к тому, что я подала заявление на этот митинг в компании подруг.

 

То, что я родилась с вагиной, заставило моих родителей воспитывать меня в определённой модели, а общество и институты — воспринимать меня в определённом контексте. Мой жизненный опыт очень сильно отличается от жизненного опыта того, кто родился с пенисом. Не потому что у меня мозг меньше весит, а потому что меня так социализировали, когда я была ребёнком и ни на что не влияла.

 

Моя вагина имеет прямое отношение к тому, что меня воспитали в страхе. Ещё в детстве в школе меня учили: не ходить одной вечером — это понятно. В любом возрасте в любом виде женщине нельзя ходить вечером одной. Сколько бы ты детей ни родила, ни была бы замужем, сколько бы требований патриархального общества ты ни выполнила, ты никогда не освободишься от того, что ты предмет, которым в любой момент захотят воспользоваться.

 

Ещё в школе учили: заходить в подъезд с зажатыми в руке ключами — все же женщины так делают? Я так делаю. Не копаться в замке спиной к лестнице. Пропускать лифт, в котором едет мужчина, в любое время суток. Я живу в страхе двадцать лет из своих двадцати восьми. И это не то, что у меня какая-то тревожность, от тревожности у меня есть таблетки. Это просто законы жизни, которые мне объяснили в детстве, потому что у меня вагина.

 

Но знаете, что самое дикое из правил безопасности я помню с детства? Я запомнила это ребёнком, помню всю жизнь, но только заинтересовавшись женской повесткой, я начала понимать, в каком кошмаре выращивают девочек. Правило звучит так: «Не ходи с длинными распущенными волосами поздно вечером и не заходи так в подъезд». Потому что знаете что? «Их могут намотать на руку. Насильник намотает их на руку, и ты в ловушке». (Здесь бы ещё добавить то, что патриархат желает от нас, чтобы мы носили длинные волосы.) Намотать на руку. Я не хочу, чтобы моя дочь когда-нибудь услышала это правило. Я не хочу, чтобы наши дочери жили в таком же страхе.

 

Моя вагина позволяет мне использовать свой опыт, чтобы сделать город безопасным для уязвимых групп граждан. Это, наверное, могут сделать несколько мужчин, проведя исследования. А ещё я просто могу рассказать, где в городе мне страшно, где в городе мне страшно с дочкой. Я требую права жить в безопасности.

 

Моя вагина имеет прямое отношение к тому, что из меня вылез ребёнок. Пройдя некоторый путь в связи с этим, я могу с ходу сказать, что нужно улучшать в родильных домах, женских консультациях, какой должна быть акушерская этика. Кстати, я рожала за деньги, со мной был муж, после родов врачи мне сказали, что у моего мужа будет импотенция из-за того, что он сейчас видел. Конечно, исследовательская группа наблюдательных и максимально возможно эмпатийных мужчин могла бы пройти этот путь с сотней женщин, исследовать роддома и всё исправить, но, во-первых, для чего этим заниматься людям с пенисами, а во-вторых, они же тупо боятся туда заходить. 

 

Так вот, из моей вагины вылез ребёнок. Тоже с вагиной. В два года я читала ей «Рабочую азбуку» Бродского. Там на каждую букву алфавита называется профессия в стихах. Знаете сколько из тридцати трёх букв нашёл профессий для женщин великий Бродский? Четыре. Я перечислю: агроном (не поймёшь что это женщина, но там написано «это тётя агроном»), балерина — естественно, няня — конечно, и управдом. Очевидно, великий Бродский делил женщин на два типа: женщина-баба и такая нежная женщина, которая муза и балерина. В два года у моей дочери был ещё скудный запас слов, но зато уже первые попытки анализа. Она обводила рукой разворот книжки и делала однозначный вывод: «Дяди! Это всё дяди!» Прости, великий Бродский, но к женщинам ты явно относился не очень. Не только в этой азбуке, но иногда и в своей лирике.

 

В два с половиной года у дочки случился разрыв шаблона. Она за свою маленькую жизнь уже много раз ездила на такси. И однажды к нам приехало такси, где водитель… женщина. Я впервые наблюдала настоящий разрыв шаблона прямо перед собой. Дочь ещё десять минут спрашивала: «А где же дядя? Кто нас повезёт?» Понимаете, шаблон есть уже в два с половиной года у ребёнка, который живёт в центре Москвы в семье, где мама — феминистка, папа — профеминист, читает Татьяну Никонову и «Нет значит нет».

 

Я думаю, наши вагины много что в мире могли бы исправить. Знаете, есть такая стрёмная шутка, что если бы все президенты в мире были женщинами, то страны бы не воевали, а только не разговаривали друг с другом. Я не знаю, о чём это, я со своими подругами могу открыто поговорить о том, что меня задевает, и не прерывать отношения, уверенная, что никто не хотела зла другой.

 

Я думаю, что наши вагины могли бы остановить войны. Потому что социализация требовала от нас эмпатии, рефлексии, разговорчивости. Люди с пенисами не хуже, их просто социализировали иначе, требовали завоевательства, побед, не плакать. Потому что наши вагины для некоторых из нас произвели детей, и я вижу в каждом человеке чьего-то ребёнка, и если человек мне не кажется хорошим, я представляю, как его родители не имели возможности любить его, и мне жаль его. Если хорошо задуматься, я могу пожалеть и Путина, и Трампа. Моя вагина дала мне опыт уязвимости. В этой уязвимости моя сила. Я хочу объединяться и объединять. Я хочу защищать уязвимых.

 

Благодаря моей вагине мне жаль всех людей нашей страны, а самые бедные из наших сограждан — матери-одиночки, согласно статистике. Я работаю для того, чтобы эта система сломалась и людям стало лучше жить. Госдума с вагинами не приняла бы закон Димы Яковлева, не декриминализировала бы домашнее насилие. Я думаю, у женщин, которые сейчас во власти, вагин нет. Я хочу выпячивать свою вагину для того, чтобы вместе с феминитивом приходило понимание, какой путь я прошла, чтобы оказаться здесь.